КАША ИЗ ТОПОРА
(русская сказка)
Шёл солдат па побывку. Притомился в пути, есть хочется. Дошел до деревни, постучал в крайнюю избу:
— Пустите отдохнуть дорожного человека!
Дверь отперла старуха:
— Заходи, служивый.
— А нет ли у тебя, хозяюшка, перекусить чего?
У старухи всего вдоволь, а солдата поскупилась накормить, прикинулась сиротой.
— Ох, добрый человек, и сама сегодня ещё ничего не ела: нечего.
— Ну, нет так нет, — солдат говорит.
Тут он приметил под лавкой топор без топорища.
— Коли нет ничего иного, можно и из топора кашу сварить.
Хозяйка руками всплеснула:
— Как так из топора кашу?
— А вот так. Дай-ка котёл.
Принесла старуха котёл.
Солдат топор вымыл, опустил в котёл, налил воды и поставил на огонь.
Старуха на солдата глядит, глаз не сводит.
Достал солдат ложку, помешивает варево. Попробовал.
— Ну как? — спрашивает старуха.
— Скоро будет готова, — солдат отвечает.— Жаль, что вот соли нет.
— Соль-то у меня есть, посоли.
Солдат посолил, снова попробовал:
— Коли сюда бы да горсточку крупы!
Старуха принесла из чулана мешочек крупы:
— На, заправь как надо.
Варил, варил солдат, помешивал, потом попробовал.
Глядит старуха, оторваться не может.
— Ох, и каша хороша! — хвалит солдат, — Как бы сюда да чуточку масла — было бы и вовсе объедение!
Нашлось у старухи и масло. Сдобрили кашу.
— Бери ложку, хозяюшка.
Стали кашу есть да похваливать.
— Вот уж не думала, что из топора этакую добрую кашу можно сварить!— дивится старуха.
А солдат ест да посмеивается.
КОЛОСОК
(украинская сказка)

Жили-были два мышонка, Круть и Верть, да петушок Голосистое горлышко.
Мышата только и знали, что пели да плясали, крутились да вертелись. А петушок чуть свет поднимался, сперва всех песней будил, а потом принимался за работу.
Вот однажды подметал петушок двор и видит на земле пшеничный колосок.
— Круть, Верть,— позвал петушок,— глядите, что я нашёл!
Прибежали мышата и говорят:
— Нужно его обмолотить.
— А кто будет молотить?— спросил петушок.
— Только не я!— закричал один.
— Только не я! — закричал другой.
— Ладно,— сказал петушок,— я обмолочу. И принялся за работу.
А мышата стали играть в лапту.
Кончил петушок молотить и крикнул:
— Эй, Круть, эй, Верть, глядите, сколько я зерна намолотил!
Прибежали мышата и запищали в один голос:
— Теперь нужно зерно на мельницу нести, муки намолоть.
— А кто понесёт? — спросил петушок.
— Только не я! — закричал Круть.
— Только не я! — закричал Верть.
А мышата тем временем затеяли чехарду. Друг через друга прыгают, веселятся.— Ладно,— сказал петушок,— я снесу зерно на мельницу. Взвалил себе на плечи мешок и пошёл.
Вернулся петушок с мельницы, опять зовёт мышат:
— Сюда, Круть, сюда, Верть. Я муку принёс.
Прибежали мышата, смотрят, не нахвалятся:
— Ай да петушок! Ай да молодец! Теперь нужно тесто замесить да пироги печь.
— Кто будет месить?— спросил петушок.
А мышата опять своё.
— Только не я! —запищал Круть.
— Только не я! — запищал Верть.
Подумал, подумал петушок и говорит:
— Видно, мне придётся.
Замесил он тесто, натаскал дров, затопил печь.
А как печь истопилась, посадил в неё пироги.
Мышата тоже времени не теряют: песни поют, пляшут.
Испеклись пироги, петушок их вынул, выложил на стол, а мышата тут как тут. И звать их не пришлось.
— Ох, и проголодался я! — пищит Круть.
— Ох, и есть мне хочется! — пищит Верть.
Скорее сели за стол.
А петушок им говорит:
— Подождите, подождите! Вы мне сперва скажите: кто нашёл колосок?
— Ты нашёл! — громко закричали мышата.
— А кто колосок обмолотил? — снова спросил петушок.
— Ты обмолотил! — потише сказали оба.
— А кто зерно на мельницу носил?
— Тоже ты, — совсем тихо ответили Круть и Верть.
— А тесто кто месил? Дрова носил? Печь топил? Пироги кто пёк?
— Всё ты. Всё ты, — чуть слышно пропищали мышата.
— А вы что делали?
Что сказать в ответ? И сказать нечего.
Стали Круть и Верть вылезать из-за стола, а петушок их не удерживает.
Не за что таких лодырей и лентяев пирогами угощать!
ЛЕГКИЙ ХЛЕБ
(белорусская сказка)
Худ. Н. УстиновКосил мужик траву на лугу.
Уморился и сел под кустом отдохнуть. Достал узелок, развязал и принялся за еду.
Выходит из лесу голодный волк. Видит — мужик под кустом сидит и что-то ест.
Подошёл к нему волк, спрашивает:
— Ты что ешь?
— Хлеб,— отвечает мужик.
— А вкусный он?
— Страсть какой вкусный!
— Дай мне попробовать.
— Милости прошу!
Отломил мужик кусок хлеба и дал волку. Понравился волку хлеб. Он и говорит:
— Хотел бы я каждый день есть хлеб, только где его доставать? Посоветуй!
— Ладно, говорит мужик,— научу тебя, где и как хлеб доставать.
И начал он учить волка:
— Перво-наперво надо землю вспахать...
— Тогда и хлеб будет?
— Нет, брат, погоди. Потом надо землю забороновать...
— И можно хлеб есть? — обрадовался волк и хвостом замахал.
— Ишь ты какой скорый! Сначала надо рожь посеять.
— Тогда будет хлеб? — облизнулся волк.
— Нет ещё! Дождись, покуда рожь взойдёт, холодную зиму перезимует, весной вырастет, потом заколосится, потом начнёт зерно наливаться, потом зреть...
— Ох,— вздохнул волк,— уж больно долго ждать надо! Ну, а когда созреет зерно, тогда-то я наемся хлеба вволю?
— Где там наешься! — говорит мужик,— Раненько ещё! Сначала спелую рожь надо сжать, потом в снопы связать, а уж снопы в крестцы поставить. Ветер их провеет, солнышко просушит, вот тогда вези на ток.
— И есть хлеб буду?
— Какой нетерпеливый! Первым делом надо снопы обмолотить, зерно в мешки собрать, на мельницу отвезти да муки намолоть...
— И всё?
— Нет, не всё. Из муки надо тесто замесить и ждать, покуда тесто взойдёт. Тогда в горячую печь сажать.
— И спечётся хлеб?
— Ага, спечётся. Вот тогда и наешься вволю,— закончил мужик.
Задумался волк, почесал затылок и говорит:
— Нет! Эта работа не по мне — и долго, и хлопотно, и трудно. Ты лучше посоветуй, как лёгкий хлеб добывать.
— Ну что ж,— говорит мужик,— если не хочешь трудный хлеб есть, ешь лёгкий. Иди на выгон, там конь пасётся.
Пошёл волк на выгон. Увидел коня:
— Конь, конь, я тебя съем!
— Что ж,— говорит конь,— ешь. Но сначала сдери с моих ног подковы, чтоб не поломать об них зубы.
— И то правда,— согласился волк.
Пригнулся он подковы сдирать, а конь как лягнёт его копытом!
Перекувыркнулся волк — да ходу.
Прибежал к реке. Видит — гуси пасутся. «Не съесть ли мне их?» — думает волк. Потом говорит:
— Гуси, гуси, я вас съем!
— Что ж,— отвечают гуси,— ешь. Только сначала окажи нам услугу.
— Какую? — спрашивает волк.
— Спой нам песню, а мы послушаем.
— Это можно! Песни петь я мастер.
Сел волк на кочку, задрал голову и начал выть. А гуси порх-порх крыльями — с места снялись и улетели.
Слез волк с кочки, поглядел им вслед и пошёл дальше ни с чем.
Идёт, ругает себя: «Ну не дурень ли я, а? И зачем только я взялся петь гусям! Ну уж теперь кого ни встречу — съем!»
Только он так подумал, смотрит — бредёт по дороге старый дед. Волк — к нему:
— Дед, дед, я тебя съем!
— Куда торопиться? — говорит дед.— Давай сначала табачку понюхаем.
— А вкусный он?
— Попробуй, так будешь знать.
— Давай!
Вынул дед из кармана табакерку, сам понюхал и волку дал.
Потянул волк носом изо всех сил да весь табак и вдохнул в себя. А потом давай чихать на весь лес... Ничего от слёз не видит, всё чихает. Больше часу чихал, покуда прочихался. Оглянулся, а уж деда и след простыл.
Пошёл волк дальше.
Шёл он, шёл, смотрит — овцы на лугу пасутся, а пастух спит. Высмотрел волк самого крупного барашка, схватил его и говорит:
— Баран, баран, я тебя съем!
— Что ж,— говорит баран,— видно, такая моя доля. Становись-ка в ту лощинку да разинь пасть пошире. А я взбегу на пригорок, разгонюсь и сам вскочу тебе в рот.
— Спасибо за совет,— сказал волк,— так и сделаем.
Стал он в лощинку, разинул пасть и ждёт. А баран взбежал па пригорок, разогнался да трах волка рогами! У того аж искры из глаз посыпались. Очухался волк, покрутил головой и говорит:
— Не пойму: съел я его или нет?
А в это время тот самый мужичок с косьбы домой возвращался.
Услышал он волковы слова и говорит:
— Съесть ты его не съел, а лёгкого хлеба отведал.
УПРЯМЫЕ КОЗЫ
(узбекская сказка)
Жили когда-то в разных селениях две козы: одна белая, другая чёрная, и обе они были очень упрямые.
Вот как-то раз отправились эти козы щипать траву: белая — на своём пастбище, чёрная — на своём.
Вечером, когда солнце стало садиться, козы наелись досыта и пошли: белая — в своё селение, чёрная — в своё.
Шли они, шли и сошлись на узкой доске. А доска эта была перекинута через глубокий арык.
Не разойтись козам на доске! Или одной, или другой надо уступить дорогу.
— Эй ты, чёрная! Посторонись, уступи мне дорогу! — закричала белая коза.
— Вот ещё! Буду я тебе дорогу уступать! — крикнула чёрная коза.— Сама мне дорогу уступи!
— Всю ночь простою — не уйду!
— До утра буду стоять, с места не сдвинусь!
Долго спорили упрямые козы. Потом затрясли бородами, застучали копытцами — в драку вступили.
Отошли каждая на три шага, нагнули головы с острыми рогами да как бросятся одна на другую!
Стукнулись они лбами, сцепились рогами, да обе и свалились в арык. Выбрались козы из арыка и вернулись домой мокрые, грязные.
ЧУДЕСНАЯ ШУБА
(казахская сказка)
Зима пришла злющая, холодная. Такая зима, что только в лисьей шубе тепло.
Алдар-Косе в своей дырявой-предырявой шубёнке мёрзнет каждый день. Едет он раз по степи — руки, ноги озябли, весь дрожит, нос посинел — и не знает, как из беды выкрутиться. Ветер свистит, за уши хитреца хватает.
Не видно в степи нигде дыма из юрт. Напрасно машет камчой (камча - плётка) Алдар-Косе: тощий конь не бежит, старый конь взмахнёт гривой и опять шагом идёт.
«Плохой конь. Долгая дорога...» — качая головой, говорит сам себе всадник. Ехать ещё далеко, собачьего лая не слышно, и юрты в степи не видать. Холодно, ветрено, можно замёрзнуть совсем.
Вдруг он видит — навстречу кто-то едет.
По хорошему бегу коня Алдар узнал: едет бай. Хитрец сразу же смекнул, что делать.
Он распахнул свою дырявую шубёнку, выпрямился в седле и запел весёлую песенку.
Встретились путники, остановили коней и поздоровались. Бай в тёплой лисьей шубе ёжится от холода. Алдар-Косе шапку набок сдвинул, отдувается, точно сидит на солнце в летний жаркий день.
— Неужели ты не замёрз? — спросил бай хитреца.
— Это в твоей шубе холодно, а в моей очень жарко,— ответил баю Алдар-Косе.
— Какая-такая шуба твоя? — удивляется богач.
— А разве не видишь?
— Вижу, что вороны рвали твою шубёнку и в ней дыр больше, чем меха! — насмехается бай.
— Вот и хорошо, что дыр много: в одну дыру ветер входит, в другую выходит. Вот почему мне и тепло.
«Надо у него эту чудесную шубу выманить»,— думает бай про себя.
«Вот тепло будет, если байскую шубу надеть!» — думает хитрец про себя.
— Продай мне твою шубу! — говорит бай Алдар-Косе.
— Не продам: я без своей шубы сразу замёрзну.
— Возьми в обмен мою лисью шубу, — предлагает бай.
Алдар-Косе делает вид, что и слышать не хочет, а сам одним глазом смотсит на тёплую шубу, а другим — на байского скакуна любуется
— Шубу отдам и денег прибавлю,— снова предлагает бай.
— Денег не надо; вот если коня ещё дашь, тогда подумаю.
Обрадовался бай, согласился, снял свою шубу и отдал коня.
Надел Алдар-Косе лисью шубу, пересел на байского скакуна и помчался, обгоняя ветер.
Хорошо было Алдар-Косе ездить от юрты к юрте в тёплой шубе на хорошем коне.
В каждой юрте спрашивали у хитреца:
— Откуда у тебя лисья шуба и конь-бегунец?
— У меня была чудесная шуба: семьдесят дыр, девяносто заплат...
Потешая людей, Алдар-Косе рассказывал, как бай накинулся на его дырявую шубу и отдал ему свою лисью.
Смеялись люди, угощая кумысом хитреца.
Когда смех прекращался, Алдар-Косе каждый раз повторял:
— Далёк путь или близок, узнает тот, кто проедет. Горькую еду от сладкой отличит тот, кто поест.
ЗАРАБОТАННЫЙ РУБЛЬ
(грузинская сказка)
Худ. И. КузнецовЖил на свете кузнец. И был у него сын, да такой лентяй, что во всём свете не сыскать ему другого в пару. Ни одного медяка не заработал он за всю свою жизнь, хоть и поожил без малого двадцать лет.
Сам здоровый, сильный, а другого дела знать не знает — только ест, пьёт да на лежанке валяется.
Так и жил он, на отцовском хлебе.
Да вот пришло время — состарился отец, не под силу стало ему молот в руках держать.
Слёг старик, чует — смерть близка.
Позвал он тут сына и говорит ему:
— Уж не знаю, в кого ты такой ленивый уродился. Я всю свою жизнь с работой дружен был, своими руками всё хозяйство нажил, а ты даже рубля заработать не можешь.
— Ну, рубль-то заработать не велико дело,— говорит сын.
— Что ж, пойди заработай,— говорит отец.— Заработаешь рубль — всё своё хозяйство оставлю тебе в наследство, не заработаешь — гвоздя ржавого после меня не получишь.
Что тут делать? Хочется ленивому наследство получить, а работать лень. Шуточное ли дело — целый рубль заработать, когда он сроду и медяка не нажил?
А спорить с отцом тоже не станешь — уж отец как скажет, так на том и стоит. Отцовское слово — точно гора каменная. Каменную гору не сдвинуть, отцовское слово не изменить.
Ну, а у матери сердце жалостливое. Ведь какой ни на есть, а всё-таки родной сын! Вот и говорит она ему:
— Слушай, сынок, дам я тебе рубль, ты пойди погуляй до вечера, а вечером придёшь, будто с работы, и отдашь отцу деньги.
Лень сыну шевельнуться, да делать нечего — надо идти. Взял он у матери рубль, взял бурдюк с вином, сыру и пошёл себе в горы. Целый день ел, пил, на траве лежал, птиц в небе считал, а вечером пришёл домой, подал отцу рубль и говорит:
— Вот, отец, возьми. Не легко мне этот рубль достался, спину разогнуть не могу, так наработался.
Взял отец рубль, повертел, повертел, со всех сторон осмотрел, с ладони на ладонь перебросил, да и кинул в огонь.
— Нет,— говорит,— не ты этот рубль заработал.
Сын только плечами пожал: «Не веришь — не надо»,— и пошёл спать.
На другой день дала мать сыну второй рубль и учит его:
— Ты, генацвале, целый день хоть спи, хоть лежи, а будешь возвращаться домой — пробеги немного. Вспотеешь, устанешь — отец и поверит, что ты целый день работал, волю его исполнял, в поте лица деньги зарабатывал.
Жалко ленивому своих ног, а наследства отцовского ещё жальче. Взял он у матери рубль, взял еды-питья и снова отправился в горы. От восхода до заката пил, ел, на солнышке грелся, а вечером, как пришло время домой возвращаться, уж постарался — полдороги бегом бежал.
Прибежал к отцу весь мокрый. Повалился на скамейку и протягивает отцу монету.
— Ну и трудно же мне достался этот рубль,— говорит. — Точно вол, целый день работал. С ног валюсь от усталости.
Взял отец у сына рубль, опять повертел, опять со всех сторон осмотрел и опять в огонь бросил.
— Нет, — говорит, — обманываешь ты меня, сынок. Этот рубль даром тебе достался. Напрасно ты по горам бегал, только зря каламаны сбил. (Каламаны — деревенская обувь, сделанная из цельной кожи)
А лентяю что? Усмехается: «Не хочешь, мол, так не верь». И завалился спать.
Спит лентяй сладким сном, а мать никак заснуть не может. Видит она, что не обмануть старика, только деньги зря пропадают, а сыну всё равно пользы никакой.
На другое утро разбудила она сына и говорит:
— Вот что, сынок, хочешь не хочешь, а надо тебе и вправду поработать. Отца — сам понимаешь — не перехитришь, а слово отцовское — сам знаешь — не изменить.
Нечего делать, пришлось лентяю послушаться. Целую неделю работал он на совесть: кому что принесёт, кому в чём подсобит, кто ему медяк даст, кто два медяка — так и набрал рубль. Пришёл к отцу и высыпал перед ним полную пригоршню монет. Перебросил старик монеты с руки на руку, послушал, как они звенят, а потом и говорит:
— Нет, сынок, опять ты меня обманываешь. Не ты эти деньги заработал. — Сгрёб все монеты и кинул в огонь.
Не стерпел тут сын. Бросился он к очагу, голыми руками угли разгребает, из самого огня медяки выхватывает.
— Да что же это такое! — плачет. — Я целую неделю спины не разгибал, с раннего утра до поздней ночи на работе надрывался, а ты мои деньги в огонь, точно мусор, бросаешь!
Посмотрел на него отец и говорит:
— Вот теперь я верю, что ты сам этот рубль заработал. Чужих денег тебе не жалко было, чужие деньги дёшево стоят, а свои — трудом дались, вот ты их и пожалел. Так-то, сынок. Помни мои слова: будешь работать — и деньги будут, и всё у тебя будет. А не будешь работать, так и чужие деньги тебе не помогут. Чужому рублю — грош цена.
Тут завещал отец сыну всё своё имущество, а сам ушёл туда, откуда никто не возвращается.
Да будут долгими — в труде и богатстве — ваши дни.
АЙОГА
(нанайская сказка)
Худ. И. КузнецовВ роду Самаров жил один нанаец — Ла.
Была у него дочка Айога. Красивая девочка. Все её очень любили. И сказал кто-то, что красивее Айоги ни в этом, ни в каком другом стойбище никого нет.
Айога загордилась. Стала рассматривать своё лицо. И понравилась сама себе. Смотрит, не может оторваться.
Глядит — не наглядится. То в медный таз начищенный смотрится, то на своё отражение в воде любуется. Совсем стала Айога ленивая. Всё любуется собой. Вот однажды говорит ей мать:
— Пойди принеси воды, Айога!
Дочка отвечает:
— Я в воду упаду.
— А ты за куст держись,— говорит ей мать.
— Куст оборвётся! — отвечает Айога.
— А ты за крепкий куст возьмись.
— Руки поцарапаю...
Мать говорит ей тогда:
— Рукавицы надень.
— Изорвутся,— говорит Айога.
А сама всё в медный таз смотрится, какая она красивая.
— Так зашей рукавицы иголкой.
— Иголка сломается!
— Возьми толстую иголку,— говорит отец.
— Палец уколю! — отвечает дочка.
— Напёрсток надень, из крепкой кожи — ровдуги (ровдуга — баранья, козья, оленья шкура, выделанная в замшу).
— Напёрсток прорвётся!
Тут соседская девочка говорит матери Айоги:
— Я схожу за водой, мать.
Пошла и принесла воды.
Замесила мать тесто. Сделала лепёшки. На раскалённом очаге испекла.
Увидела Айога лепёшки, кричит:
— Дай мне лепёшку, мать!
— Горячая она. Руки обожжёшь,— отвечает мать.
— Я рукавицы надену,— говорит Айога.
— Рукавицы мокрые.
— Я их на солнце высушу.
— Покоробятся они,— отвечает мать.
— Я их мялкой разомну.
— Руки заболят,— отвечает мать.— Зачем тебе трудиться, красоту свою портить? Лучше я лепёшку той девочке отдам, которая рук своих не жалеет.
Взяла мать лепёшку и отдала соседской девочке.
Рассердилась Айога. Пошла за дверь, на реку. Смотрит на своё отражение в воде. А соседская девочка жуёт лепёшку. Стала Айога на девочку оглядываться. Шея у неё вытянулась — длинная стала. Говорит девочка Айоге:
— Возьми лепёшку. Мне не жалко!
Совсем разозлилась Айога. Зашипела. Замахала руками, пальцы растопырила, побелела вся от злости — так замахала, что руки у неё в крылья превратились.
— Не надо мне ничего-го-го! — кричит.
Не удержалась на берегу, бултыхнулась Айога в воду и превратилась в гуся.
Плавает и кричит:
— Ах, какая я красивая! Го-го-го! Ах, какая я красивая!..
Плавала, плавала, пока по-нанайски говорить не разучилась.
Все слова забыла.
Только имя своё не забыла, чтобы с кем-нибудь её, красавицу, не спутали, и кричит, чуть людей завидит:
— Ай-ога-га-га! Ай-ога-га-га!
КУКУШКА
(ненецкая сказка)
Вот что было.
Жила на земле бедная женщина. Было у неё четверо детей.
Не слушались дети матери. Бегали, играли на снегу с утра до вечера.
Вернутся к себе в чум, целые сугробы снега на пимах натащат, а мать — убирай. Одёжу промочат, а мать — суши.
Трудно было матери.
Вот один раз летом ловила мать рыбу на реке. Тяжело ей было, а дети ей не помогали.
От жизни такой, от работы тяжёлой заболела мать. Лежит она в чуме, детей зовёт, просит:
— Детки, воды мне дайте. Пересохло у меня горло. Принесите мне водички.
Не один, не два раза просила мать. Не идут дети за водой.
Старший говорит:
— Я без пимов.
Другой говорит:
— Я без шапки.
Третий говорит:
— Я без одёжи.
А четвёртый и совсем не отвечает.
Сказала тогда мать:
— Близко от нас река, и без одёжи можно за водой сходить. Пересохло у меня во рту. Пить хочу!
Засмеялись дети, из чума выбежали. Долго играли, в чум к матери не заглядывали. Наконец захотел старший есть — заглянул в чум.
Смотрит он, а мать посреди чума стоит. Стоит и малицу надевает.
И вдруг малица перьями покрылась.
Берёт мать доску, на которой шкуры скоблят, и доска та хвостом птичьим становится.
Напёрсток железный клювом ей стал.
Вместо рук крылья выросли.
Обернулась мать птицей и вылетела из чума.
Закричал старший сын:
— Братья, смотрите, смотрите, улетает наша мать птицей!
Тут побежали дети за матерью, кричат ей:
— Мама, мы тебе водички принесли!
Отвечает им мать:
— Kу-ку, ку-ку! Поздно, поздно. Теперь озёрные воды передо мной. К вольным водам лечу я.
Бегут дети за матерью, зовут её, ковшик с водой ей протягивают.
Меньшой сынок кричит:
— Мама, мама! Вернись домой! Водички на! Попей, мама!
Отвечает мать издали:
— Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Поздно, сынок, не вернусь я.
Так бежали за матерью дети много дней и ночей — по камням, по болотам, по кочкам.
Ноги себе в кровь изранили. Где пробегут, там красный след останется.
Навсегда бросила детей мать-кукушка.
И с тех пор не вьёт себе кукушка гнезда, не растит сама своих детей.
А по тундре с той самой норы красный мох стелется.